Но все-таки она жива. Она не стала призраком. Сердце бьется в ее груди – учащенно, но уверенно. Даже ощущения от надетого на ней платья прежние, разве что ткань больше не мокрая от дождя.
Селия делает пируэт на месте, и подол послушно приподнимается, кружась вихрем вокруг ее ног.
Все еще не решаясь поверить в успех, она постепенно приходит в себя. Головокружение сходит на нет.
И тут она замечает, что все вокруг стало прозрачным. Стулья, люстра над головой, даже полоски на стенах шатра кажутся бесплотными.
И она одна.
Для Марко мгновение взрыва длится гораздо дольше.
Пока он, превозмогая боль, прижимает Селию к груди, ему кажется, что они навечно брошены в это яркое, испепеляющее горнило.
А потом она исчезает.
И с ней исчезает все остальное. Дождь. Огонь. Земля под ногами.
Перед его глазами мелькают тени и свет; непроглядную тьму сменяет ослепительное сияние, чтобы тут же вновь раствориться в черноте. И так без конца.
Цирк вокруг Селии становится податливым и подвижным, словно напущенное Марко наваждение.
Она мысленно представляет, где хочет очутиться, и вот она уже там. Ей самой трудно разобраться, то ли она перемещается внутри цирка, то ли перемещает цирк вокруг себя.
В Ледяном саду царят тишина и покой; ничего, кроме холодной белизны, куда ни кинь взгляд.
В Зеркальной комнате изредка мелькает отражение ее лица, чаще – бледная тень платья или развевающихся за спиной лент.
Временами ей кажется, что она видит Марко – край сюртука, белый воротник рубашки, – но уверенности в этом нет.
Большинство зеркал, заключенных в узорчатые рамы, отражают лишь пустоту.
Туман в Зверинце медленно рассеивается, пока она бродит по нему, но внутри нет ничего, кроме бумаги.
Гладкая поверхность Озера слез выглядит так, словно застыла, и Селии не удается взять в руку камешек, чтобы бросить в воду. Зажечь свечу на Дереве желаний тоже не получается, хотя другие свечи, уже висящие на его ветвях, продолжают гореть.
Она бродит по Лабиринту, переходя из одной комнаты в другую. Комнаты, созданные ею, перемежаются с теми, что сотворил он.
Она чувствует, что он рядом, совсем близко, и ждет его появления за каждым поворотом, из-за каждой двери.
Но ей попадаются только парящие в воздухе перья и трепещущие на ветру игральные карты. Серебряные статуи с невидящими взорами. Пустующие поля на шахматной доске пола.
Его следы видны повсюду, но она не может найти, на чем сосредоточиться. За что ухватиться.
В Снежном коридоре она обнаруживает не то чьи-то следы, не то просто тени. Селия не знает, куда они ведут.
Марко хватает ртом воздух, чувствуя, как кислород наполняет легкие – словно он долгое время был под водой, сам того не замечая, и только сейчас вынырнул.
Когда к нему возвращается способность мыслить, он удивляется, почему ему, заключенному в огненный плен, так холодно.
Беспощадный холод пронизывает его насквозь.
Куда ни глянь, взгляду не за что зацепиться в снежной пелене. Когда глаза привыкают к свету, ему удается различить тень дерева.
Вокруг него замерли поникшие ветви белоснежной плакучей ивы. Сделав шаг, он чувствует под ногами мягкий снег.
Он оказался в Ледяном саду. Привычного журчания не слышно – фонтан посреди сада не бьет, и ничто не тревожит неподвижную водную гладь.
В обступившей его белизне Марко не сразу замечает, что весь сад стал полупрозрачным.
Он смотрит на свои руки. Они еще дрожат, но явно состоят из плоти и крови. Его сюртук по-прежнему непроницаемо черный. Марко протягивает руку к оказавшейся поблизости розе, и его пальцы проходят сквозь лепестки, встретив лишь незначительное сопротивление – как будто роза сделана не изо льда, а из воды.
Он все еще разглядывает цветок, когда у него за спиной раздается чей-то вздох.
Селия прижимает ладонь к губам, не решаясь поверить своим глазам. Эту картину – Марко посреди Ледяного сада – она представляла бессчетное множество раз, гуляя в одиночестве среди цветущего морозного великолепия, но теперь он кажется ей видением, призраком, несмотря на черное пятно его сюртука на фоне белого куста роз.
Он оборачивается и встречается с ней взглядом. Ее сомнения развеиваются, стоит ей заглянуть в его глаза.
На мгновение он кажется ей таким юным, что она видит в нем того мальчика, каким он был когда-то – задолго до того, как они впервые встретились, но, даже будучи далеки друг от друга, уже были связаны нерасторжимыми узами.
Она так много хочет сказать ему. Сказать все то, что боялась не сказать никогда. Но сейчас имеет значение только одно.
– Я люблю тебя, – говорит она.
Слова гулким эхом разносятся под сводами шатра, заставляя трепетать заиндевевшие лепестки.
Марко смотрит, как она идет к нему, принимая ее за видение.
– Я думала, что потеряла тебя, – дрожащим голосом шепчет она.
Селия выглядит такой же реальной, как он сам, а не прозрачной, как сад. В этом белоснежном царстве она кажется живой и настоящей, на щеках горит румянец, в темных глазах застыли слезы.
Он подносит руку к ее лицу, с ужасом ожидая, что пальцы пройдут сквозь нее так же легко, как прошли сквозь розу. Когда, прикоснувшись, он чувствует тепло ее кожи и понимает, что она не призрак, его сердце рвется прочь из груди. Он прижимает ее к себе, и его горячие слезы теряются в копне ее волос.
– Я люблю тебя, – шепчет он, когда к нему возвращается способность говорить.
Они стоят, обнявшись, не в силах оторваться друг от друга.
– Я не могла тебе этого позволить, – шепчет Селия. – Не могла потерять тебя.
– Что ты сделала? – спрашивает Марко. Он до сих пор толком не понимает, что именно произошло.
– Я использовала цирк как якорь, – объясняет Селия. – Я не была уверена, что это сработает, но потерять тебя было бы невыносимо. Пришлось рискнуть. Я пыталась забрать тебя с собой, а потом ты исчез, и я испугалась, что все-таки тебя потеряла.
– Я здесь, – успокаивает ее Марко, поглаживая по волосам. – Я здесь.
Их изгнание из физического мира и реинкарнация в замкнутом пространстве цирка ощущается совсем не так, как он ожидал. Ему кажется, что они не заперты, а перенесены за некую грань. Словно он и Селия существуют параллельно цирку, а не внутри него.
Он оглядывает деревья, длинные ниспадающие ветви плакучей ивы, покрытые инеем, ряды фигурно подстриженных кустов, выстроившихся вдоль аллей подобно призракам. И только сейчас замечает, что сад начинает таять.
– Факел погас, – говорит Марко. Только теперь он чувствует пустоту. Цирк окружает его со всех сторон, словно опустившийся на землю густой туман. Он мог бы протянуть руку и дотронуться до прутьев решетки, как бы далеко она ни находилась. Даже не всматриваясь, он видит эту решетку вокруг цирка и может оценить расстояние до нее, видит вереницу шатров, неосвещенную главную площадь и стоящую посреди нее Тсукико. Он ощущает каждый закуток цирка так же ясно, как прикосновение рубашки телу.